III
По родословным книгам, еще с князем Даниилом Александровичем приехал в Москву вельможа Протасий, предок знаменитых Вельяминовых; вернее, известие, что Протасий был тысяцким при Калите, после чего мы видим этот сан наследственным и для потомков Протасия. При одинаковой оседлости князей и бояр их в других княжествах подобные явления найдем не в одной Москве: так, выехал из Чернигова в Тверь Борис Федорович, прозвищем Половой, и был в Твери боярином; сын его также здесь боярином, внук, правнук и праправнук были тысяцкими. Кроме Вельяминовых мы видели целый ряд знатных фамилий, который продолжается от Калиты до праправнука его. Но подле этих, так сказать, коренных московских бояр мы видим постоянно приплыв пришельцев: приезжают служить московским князьям не только знатные люди из Юго-Западной Руси и из стран чуждых, но вступают к ним в службу князья Рюриковичи с юга и севера, Гедиминовичи из Литвы. Мы видели, к каким явлениям иногда подавал повод приезд нового знатного выходца, который хотел вступить в службу к князю только при условии высокого места; но, чтобы дать ему это место, нужно было взять его у другого старинного боярина, понизить последнего и вместе с ним целый ряд других бояр, занимавших места под ним, - это называлось на тогдашнем языке заездом: новый выходец заезжал старых бояр, которые обязаны были подвинуться, чтобы дать ему высшее место. Так, при Калите выходец с юга Родион Несторович заехал боярина Акинфа с товарищами. Тогда Москва не взяла еще явного перевеса над другими княжествами, Акинфу можно было пренебречь ею, и, раздосадованный заездом, он отъехал в Тверь; но после, когда Москва усилилась окончательно и боярские роды обжились в ней, тогда им невыгодно стало отъезжать отсюда; они в случае заезда скорее соглашались уступать высшее место пришельцу. Так, в княжение Донского выходец волынский Боброк заехал Тимофея Васильевича Вельяминова с товарищами, и тот уступил ему первое место; при Василии Димитриевиче литовский выходец, князь Юрий Патрикеевич, заехал также некоторых бояр, именно Константина Шею, Ивана Дмитриевича, Володимера Даниловича, Димитрия Васильевича, Федора Кошкина-Голтяя. Относительно этого заезда дошло до нас любопытное известие: князю Юрию Патрикеевичу князь великий место упросил, когда за него дал сестру свою великую княжну Анну (по летописям, дочь Марью). А брат был большой у князя Юрия Патрикеевича - Хованский; и Федор Сабур на свадьбе князя Юрия Патрикеевича брата большого посел Хованского (занял высшее место). И Хованский молвил Сабуру: "Посядь брата моего меньшего, князя Юрия Патрикеевича". И Федор Сабур молвил Хованскому: "У того бог в кике, а у тебя бога в кике нет" - да сел Хованского выше. "У того бог в кике" значит: у того счастье, судьба в кичке; кичка вместо: женщина, жена; князь Юрий получил высшее место по жене.
До нас дошла также любопытная местная грамота нижегородского великого князя Димитрия Константиновича: "Князь великий Дмитрий Константинович Нижнего Новгорода и городецкой и курмышской. Пожаловал есми бояр своих и князей, дал им местную грамоту по их челобитью и по печалованию архимандрита нижегородского печерского отца своего духовного Ионы и по благословению владычню Серапиона нижегородского и городецкого и сарского и курмышского: кому с кем сидеть и кому под кем сидеть. Велел садитись от своего места тысяцкому своему Дмитрию Алибуртовичу князю волынскому, а под Дмитрием садиться князю Ивану Васильевичу городецкому, да против его в скамье садиться Дмитрию Ивановичу Лобанову, да в лавке же под князем Иваном князю Федору польскому Андреевичу; да садитись боярину его Василью Петровичу Новосильцеву, да против в скамье садитись казначею боярину Тарасию Петровичу Новосильцеву. А пожаловал его боярством за то, что он окупил из полону государя своего дважды великого князя Дмитрия Константиновича, а в третие окупил великую княгиню Марфу. Да садитись боярину князю Петру Ивановичу Березопольскому, да садитись в лавке князю Дмитрию Федоровичу курмышскому. А к местной грамоте князь великий велел боярам своим и дьяку руки прикладывать, а местную грамоту писал великого князя дьяк Петр Давыдов сын Русин". Из этой грамоты мы видим, как в каждом княжестве сильнейшие князья примышляли себе волости, сводя их князей на степень слуг своих; здесь эти князья должны садиться ниже простых бояр, и в начале грамоты бояре вообще поставлены выше князей.
думцами князя, князь думал, советовался с ними о делах. Начиная с Симеона Гордого, бояре являются свидетелями в княжеских духовных грамотах. Рязанский великий князь Олег Иванович в одной своей жалованной грамоте говорит: "Посоветовавшись (сгадав) с отцом своим, владыкою Василием, и с своими боярами (следуют имена их), дал я" и проч., но мы должны заметить, что в грамотах московских князей мы этого выражения не находим. Видим бояр, которые пользуются особенною доверенностию некоторых князей и чрез это обнаруживают большое влияние на дела: таков был Семен Тонилиевич при князе Андрее Александровиче, бояре Федор Андреевич и сын его Иван Федорович Кошка при Василии Димитриевиче, Морозов при князе Юрии Димитриевиче; мы видели, как влияние, переданное стариком Кошкою молодому (относительно) сыну своему, возбудило негодование старших, отразившееся и в летописи.
Разделение дружины на старшую и младшую сохраняется и в описываемое время, только с переменою некоторых названий. Старшая дружина по-прежнему носит название бояр, или боляр. Право бояр на свободный отъезд от одного князя к другому, от великого к удельному и наоборот, также от великого к великому же, от московского, например, к тверскому или рязанскому и наоборот, подтверждается во всех договорах княжеских. Князья обязывались в договорах своих не сердиться на отъехавших от них бояр, не захватывать их сел и домов, оставшихся во владениях прежнего князя. Вследствие этого права бояр сохранять свои недвижимые имущества после отъезда в княжеских уделах постоянно могли находиться волости чужих бояр, несмотря на то что князья не позволяли чужим боярам покупать сел в своих уделах; волости чужих бояр могли находиться в княжеских уделах еще и потому, что известное княжество, например Серпуховское, принадлежало сначала одному князю, Владимиру Андреевичу, и бояре его могли свободно покупать села по всему княжеству, но по смерти Владимира Андреевича его владения разделились между сыновьями его на несколько особых уделов, бояре его также разошлись по сыновьям, причем легко могло случиться, что боярин остался служить старшему брату, серпуховскому князю, а село его, по новому разделу, очутилось в уделе князя боровского. Это обстоятельство заставило князей вносить в свои договоры условие, что бояре относительно суда и дани подведомственны тому князю, во владениях которого живут, где у них недвижимая собственность: князья обязываются ведать таких бояр судом и данью как своих; но в военное время бояре должны были идти в поход с тем князем, которому служили, в случае же осады города, в котором или близ которого они жили, они должны были оставаться и защищать этот город. В случае спорного дела между одним князем и боярином другого оба князя отсылали от себя по боярину для решения этого дела; если же посланные бояре не могли между собою согласиться, то избирали третьего судью; но всякое дело боярина с своим князем судит последний. За службу свою бояре получали от князей известные волости и села в кормление: Иоанн Калита в завещании своем упоминает о селе Богородицком, которое он купил и отдал Борису Воркову. "Если этот Ворков, - говорит великий князь, - будет служить которому-нибудь из моих сыновей, то село останется за ним; если же перестанет служить детям моим, то село отнимут". Касательно пользования доходами с кормлений Симеон Гордый распоряжается так в своем завещании: "Если кто-нибудь из бояр моих станет служить моей княгине и будет ведать волости, то обязан отдавать княгине моей половину дохода (прибытка)". Димитрий Донской с двоюродным братом своим Владимиром Андреевичем уговорились так относительно боярских кормлений: "Если боярин поедет с кормленья от тебя ли ко мне, от меня ли к тебе, не отслужив службы, то дать ему кормленье по исправе, т. е. зато только время, какое он находился в службе, или он обязан отслужить службу". До нас дошли ввозные, или послушные, грамоты, дававшиеся при пожаловании кормлением: в них приказывалось жителям отдаваемой в кормление волости чтить и слушаться посланного к ним на кормление последний ведает их и судит, и тиунам своим ходить у них велит, а доход должен брать по наказному списку; волости жаловались в кормление с мытами, перевозами, со всеми наместничьими доходами в с пошлиною.
Между самыми старшими членами дружины, между боярами, встречаем различие: встречаем название бояр. Летописец говорит, что после убийства тысяцкого Алексея Петровича Хвоста большие московские бояре отъехали в Рязань. Димитрий Донской требует от двоюродного брата своего Владимира Андреевича, что в случае если он, великий князь, возьмет дань на своих боярах, на больших и на путных, то и удельный князь должен также взять дань на своих боярах смотря по кормлению и по путям и отдать ее великому князю. Великий князь Василий Васильевич договаривается с Шемякою, что если общие судьи их не согласятся то берут себе третьего судью, для чего берут сперва из бояр великокняжеских двоих да из бояр Шемяки одного большого. Кроме упомянутого условия Донского с Владимиром Андреевичем, мы не встречаем больше названия бояр вместе с путными; но вместе с путными боярами, или путниками, встречаем на первом месте бояр введенных и путники избавляются от этой обязанности. Кроме того, о путных боярах в договоре великого князя Василия Димитриевича с Владимиром Андреевичем серпуховским встречаем условие: "Если нам взять (дань) на своих боярах на путных, то тебе взять на своих боярах на десяти". В жалованной грамоте великого князя Василия Васильевича Троицкому Сергиеву монастырю в 1453 году читаем: "Если кто станет чего искать на игуменском приказчике, то сужу его я, князь великий, или мой боярин введенный". В родословной Кикиных говорится, что Логгин Михайлович Кикин был у великого князя Димитрия Иоанновича боярин введенный, или горододержавец, держал города Волок и Торжок без отнимки; сын Логгина, Тимофей, называется также боярином введенным.
введенных находятся большие, из чего имеем основание заключать, что оба этих названия были равнозначащи. После встречаем название дьяков введенных. Что же касается различия между боярами введенными, или большими, и путными, то его можно усмотреть в приведенном месте из договора Димитрия Донского с Владимиром Андреевичем: "Если великий князь возьмет дань на своих боярах, на больших и на путных, то и удельный князь должен также взять дань на своих боярах смотря по кормлению и по путям". Значит, большой боярин, или введенный, был именно горододержавец, получавший города, волости в кормление; путный же боярин получал содержание с известных доходных статей княжеских, или так называемых путей. Боярин путный должен был иметь поэтому какую-нибудь придворную должность: конюший боярин, например, пользовался доходами с волостей, определенных на конюший путь. Старинное слово: путь и настоящее наше доход
Встречаем в описываемое время и название окольничего: так, оно находится в грамоте смоленского князя Федора Ростиславича 1284 года; в договорной грамоте Симеона Гордого с братьями. Серпуховской князь Владимир Андреевич сделал наместником в Серпухове окольничего своего, Якова Юрьевича Носильца; в рассказе о битве с Бегичем упоминается московский окольничий Тимофей (Вельяминов). В жалованной грамоте рязанского князя Олега Ивановича Ольгову монастырю в числе бояр, с которыми советовался при этом князь, упоминается Юрий окольничий. Этот Юрий занимает здесь шестое место, из чего можем заключить, что окольничие и в описываемое время, как после, хотя и причислялись к старшей дружине, составляли вместе с большими боярами (после просто с боярами) думу княжескую, однако занимали второстепенное место. В числе бояр в означенной Ольговой грамоте упоминается Манасия дядька, занимающий место выше окольничего, и Юрий чашник, следующий за окольничим. В другой рязанской грамоте выше чашника встречаем название стольника которое встречается и в московских грамотах. Эти оба звания определяются легко из самых слов, указывающих прямо на должность; но что была за должность окольничего? На нее мы встречаем указание в позднейших источниках, из которых видим, что окольничий употреблялся в походах царских, ездил перед государем по станам, и при этом случае иногда в окольничие назначались дворяне - ясный знак, что здесь окольничий представлял не чин только, а должность. Если мы сравним это известие о значении окольничих с известиями о значении бояр путных, то будем иметь основание принять их за тождественные, тем более что в каком отношении прежде находятся путники к боярам большим, или введенным, в таком же отношении после находим окольничих к боярам. Младшая дружина в противоположность старшей, боярам, носит общее название слуг и дворян; но в большей части памятников выделяются составные части младшей дружины, и первое место здесь, второе после бояр, занимают дети боярские в думе княжеской.
Второй отдел младшей дружины составляют собственно так называемые слуги, слуги вольные, люди дверные, которые, по тогдашнему выражению, бывали в кормлении и в доводе и которые относительно свободного отъезда имели одинакое право с боярами и детьми боярскими, отличаясь от последних происхождением. От этих слуг вольных отличались слуги другого рода, промышленники и ремесленники, как-то: бортники, садовники, псари, бобровники, бараши, делюи, которые пользовались княжескими землями. Московские князья обязываются не принимать их в службу, блюсти заодно, земель их не покупать. Если кто из этих слуг не захочет жить на своей земле, то сам может уйти прочь, но земли лишается, она отходит к князю. Такого рода слуги обыкновенно называются в грамотах слуги под дворским, ибо находились под ведомством дворского; этим названием отличаются они от вольных слуг первого разряда, которые бывали в кормлении и в доводе. Наконец, у князей встречаем невольных слуг, холопей, которые могли употребляться в те же самые должности, в каких находились и слуги под дворским, равно и в высшие должности, по домовому и волостному управлению, например в тиуны, посельские, ключники, старосты, казначеи, дьяки; все эти должностные лица назывались большими людьми в отличие от простых холопей, меньших людей. Название гриди, гридьба
На юго-западе встречаем также бояр, слуг и слуг дверных; между боярами встречаем лучших бояр; между слугами - дворных детей боярских. Со времени литовского владычества название бояр для старших членов дружины остается в областях русских, но при дворе великокняжеском оно исчезает, заменяется названием паны, паны рада. До нас дошли жалованные грамоты великих князей литовских вступавшим к ним в службу русским дружинникам. Если кто-нибудь из вельмож литовских свидетельствовал пред великим князем о знатности выходца, то последнего принимали и при дворе литовском соответственно его прежнему значению, как человека родовитого и рыцарского, равняли его в правах с князьями, панами и . Новый слуга обязывался быть верным великому князю: с кем последний будет мирен, с тем и он должен быть мирен, и наоборот, и отправлять военную службу вместе с прочею шляхтою, князьями, панами и земянами. Из этого мы видим, как разделялись и назывались служилые люди (шляхта) при дворе великих князей литовских. Дошли до нас присяжные грамоты и тех вельмож, которым великие князья литовские давали держать города: новый державец обязывался держать город верно, не передавать его никакому другому государству, кроме великого княжества Литовского; в случае смерти великого князя город сдать его преемнику. О богатстве южнорусских, именно галицких, бояр можно иметь понятие из известия о взятии двора боярина Судислава, где найдено было много вина, овощей, корма, копий, стрел. Что бояре на юге получали от князей волости, об этом источники описываемого времени говорят ясно; Даниил Романович не велит принимать черниговских бояр, а раздавать волости галицким только; и вслед за тем встречаем известие, что доходы с Коломыйской соли шли на раздачу оружникам. Больному волынскому князю Владимиру донесли, что брат его Мстислав, еще не вступив в управление княжеством, уже раздает боярам города и села. От времен литовских дошли до нас известия о жаловании слуг землями в вечное владение; при этих пожалованиях определяется обязанность пожалованного являться на службу с известным количеством вооруженных слуг. Имения даются в вечное владение с правом передать их по смерти детям и ближним, с правом продать, подарить, распорядиться ими, как сочтут для себя полезнее; впрочем, Олгердов внук, князь Андрей Владимирович, пишет в своей духовной, что бояре, которым он дал имения, должны с этих имений служить жене его. Боярские вотчины в Юго-Западной Руси издавна были свободны от дани, не были тяглыми; в Смоленске дань (посощина) шла только с тех имений боярских, которые были пожалованы великим князем Витовтом и его преемниками.
воинских, с тем, однако, условием, чтоб в их отсутствие служба великокняжеская с их имений нисколько не страдала. Имуществами отчинными или пожалованными от Витовта они имеют право владеть так, как князья, паны и бояре польские владеют своими имуществами, имеют право их продать, променять, отчудить, подарить и всячески на свою пользу употребить. Подданные их освобождаются от всяких податей, платежей, поборов и серебщизны, от мер, которые называются дяклями, от подвод, от обязанности возить камень, бревна, дрова для обжигания кирпичей или извести, от кошения сена и проч., исключая работ, необходимых для построения новых крепостей и поправки старых; остаются также в силе старые повинности: постои, поборы, постройки новых мостов, поправки старых, исправление дорог. Их люди, зависимые и невольные, не могут быть принимаемы ни великим князем, ни его чиновниками. Если будет жалоба на кого-нибудь из людей их, то великий князь не посылает своего детского, но прежде будет потребована управа у господина, которому виноватый принадлежит, и только в том случае, когда в назначенный срок управа не будет учинена, детский посылается, но виноватый платит за вину только своему господину, а не кому-либо другому.
Мы видели на севере в числе бояр окольничих, стольников, чашников. Встречаем также должность конюшего, дворского. В современных источниках указана только одна обязанность дворского: ведать слуг княжеских - мастеровых и промышленных, но, конечно, деятельность его этим не ограничивалась. Встречаем казначеев, ключников, тиунов"Что мои ключники некупленные, а покупили деревни за моим ключем, сами ключники детям моим не надобны, а деревни их детям моим". В рассказе о Мамаевом побоище встречаем рынду, который тут имеет обязанность возить великокняжеское знамя. Из лиц правительственных находим древний сан тысяцкого и видим его уничтожение в Москве при Димитрии Донском. Не встречаем более посадников, вместо них находим наместников, волостелей, становщиков и околичников, которые различались друг от друга обширностию и важностию управляемых участков. В жалованных грамотах обыкновенно говорится, что наместники и волостели не въезжают в известные волости, не судят тамошних людей и не посылают к ним ни за чем. Великий князь Василий Димитриевич требует от дяди своего Владимира Андреевича, чтобы тот не судил судов московских без великокняжеских наместников; если в отсутствие великого князя из Москвы подаст ему просьбу москвич на москвича то он дает пристава и посылает к своим наместникам, которые должны разобрать дело вместе с наместниками удельного князя. Тиуны являются с прежним значением. При разбирательстве дел употреблялись чиновники: приставы, доводчики; селами управляли посельские, о которых нам прямо известно, что они могли быть из несвободных слуг княжеских; для письменных дел употреблялись дьяки и подьячие; дьяки употреблялись также и для дел посольских: так, Шемяка послал в Казань дьяка своего Федора Дубенского стараться о том, чтоб великого князя Василия Васильевича не выпускали из плена. Описи земель производились писцами. Для сбора разного рода податей существовал ряд чиновников под названием данщиков, боровщиков (от бора), бельщиков (от белки), ямщиков (от яма), бобровников, закосников, бортников.
На юго-западе до литовского владычества встречаем звание дворского, который имеет здесь важное значение и в мире, и на войне: дворский Григорий в Галиче вместе с епископом Артемием является на первом плане: оба противятся князю Даниилу Романовичу и потом оба являются к нему с предложенном принять город. Знаменитый Андрей, дворский Даниила, является на первом плане в походах; по всему видно, что вследствие влияния соседних государств, Польского и Венгерского, дворский в Галиче имел важное значение палатина. Важным сановником является на юге печатник которым при Димитрии Донском был знаменитый священник Митяй. Встречаем и на юге стольников. Встречаем седельничего, но в другом, высшем значении, чем прежде, находим новое название снузников подле бояр; писец
Таков был состав дружины и собственно двора княжеского на севере и юге. Но кроме означенных званий и разделений и здесь, и там в описываемое время входят в число княжеских слуг князья же племени Рюрикова и Гедиминова, лишенные своих владений или по крайней мере лишенные прав независимых владельцев. Вначале, в описываемое время, эти князья не входят еще в общий служебный распорядок, составляют особый отдел дружины, причем, хотя не везде, становятся выше бояр. Князья условливаются друг с другом, что в случае отъезда князья служебные лишаются своих вотчин. Что же касается происхождения остальных членов дружины, то на севере она наполнялась выходцами из Южной Руси, из Литвы, из Орды и даже из Германии. На юге, во Владимире Волынском, видим немца Маркольта с важным значением; там же, в службе князя Владимира Васильковича, видим Кафилата, выходца из Силезии, потом прусса. В смутное время в Галиче важного значения достиг боярин Григорий, внук священника; вместе с ним упоминаются Лазарь Доможирич и Ивор Молибожич, люди низкого происхождения (племени смердья); но было ля это явление следствием смутного времени или могло случиться и при обыкновенном порядке вещей - этого решить нельзя. Мы видим, что люди знатного происхождения, но не достигшие еще звания члена старшей дружины образуют особый отдел в младшей дружине под именем детей боярских.
Кроме дружины войско по-прежнему составлялось и из городовых полков; полки, составленные из московских жителей, упоминаются в княжеских договорах обыкновенно под именем московской рати; Василий Васильевич Темный вывел против дяди Юрия московских гостей и других жителей. В жалованной грамоте Василия Темного Троицкому Сергиеву монастырю говорится о сельчанах, обязанных береговою службою. На юге Ростислав Михайлович черниговский собрал в Перемышль многих смердов для войны с Даниилом галицким, причем летописец говорит, что эти смерды составляли пехоту, которая дала победу Ростиславу; но в знаменитом Ярославском сражении тот же Ростислав вступил в битву с одною конницею, оставил пехоту у города и был побежден Даниилом, у которого была и конница и пехота. На севере, заслышав о приближении неприятеля, князья рассылали грамоты по всем волостям своим для сбора войска; но мы видели, как эти сборы были медленны, когда надобно было иметь дело с неприятелем, подобным Олгерду или Тохтамышу. Когда неприятель был уже близко, то из первых собравшихся ратников составляли сторожевой полк и отправляли в заставу, чтобы задержать по возможности врага. Выступив в поход, посылали наперед разведать о движениях неприятеля, добыть пленников, от которых можно было бы узнать все подробно; добыть пленника значило, по тогдашнему выражению, добыть языка. В походе войско кормилось на счет областей, чрез которые проходило: так, говорится, что великий князь Василий Васильевич, заключив перемирие с Василием Косым, распустил свои полки, которые разъехались все для собрания кормов. Пред вступлением в битву войско располагалось по-прежнему: в средине становился великий полк, по обе стороны его две руки - правая и левая, напереди передовой полк; видим употребление с большою пользою засад, или западных говорили речи. По-прежнему, видя бегство неприятеля, ратники бросались обдирать мертвых, иногда преждевременно, как, например на Суздальском бою; на юге и на севере видим старый обычай браниться с неприятелем. В южной летописи упоминается о русском бое как отличавшемся своими особенностями. Северный летописец по случаю битвы Василия Васильевича Темного с Василием Косым говорит, что литовский выходец, князь Иван Баба Друцкой, изрядил свой полк с копьями по-литовски, и этот литовский обычай противополагает русскому. Выражение: с копьями - не может нам дать понятия об особенностях литовского боя, ибо и русские одинаково употребляли это оружие; так, например, при описании Куликовской битвы говорится, что задний ряд закладывал копья на плеча передним, причем у передних копья были короче, а у задних длиннее. Венгерский полководец отзывался о южнорусских ратниках, что они охочи до бою, стремительны на первый удар, но долго не выдерживают; южнорусские полки любили биться в чистом поле, на открытых местах; Даниил галицкий во время похода на ятвягов говорит своему войску: "Разве не знаете, что христианам пространство есть крепость, а поганым теснота". В северном летописце находим известие, что когда великий князь Василий Васильевич послал полки свои против татар к Оке под начальством князя звенигородского, то этот воевода испугался и возвратился назад; иначе поступили другие воеводы, князь Иван Васильевич Оболенский-Стрига и Федор Басенок, в войне новгородской: встретившись в числе двухсот человек с неприятелем, у которого было 5000 человек, они сказали: "Если не вступим в бой, то погибнем от своего государя великого князя", сразились и одержали победу. На юге сохранялся обычай, по которому князь должен был ехать впереди войска, потому что он был искуснее всех в ратном деле и его более всех слушались; так, князья русские и польские говорили Даниилу Романовичу: "Ты король, голова всем полкам; если пошлешь кого-нибудь из нас наперед, то войско не будет слушаться, ты знаешь воинский чин, ратное дело тебе за обычай, и всякий тебя постыдится и побоится; ступай сам напереди". И Даниил, урядивши полки, сам поехал напереди с одним дворским и небольшим числом отроков. На севере, по свидетельству сказаний о Мамаевом побоище, великий князь Димитрий, поездив немного впереди в сторожевых полках, возвратился в великий полк.
Вооружение на севере состояло из щитов, шлемов, рогатин, сулиц, копий, сабель, ослопов, топоров. Южный летописец так описывает вооружение полков Даниила галицкого: "Щиты их были, как заря, шлемы, как солнце восходящее, копья дрожали в руках их, как трости многие, стрельцы шли по обе стороны и держали в руках рожанцы свои, наложивши на них стрелы". В другой раз, вышедши на помощь к королю венгерскому, Даниил вооружил свое войско по-татарски: лошади были в личинах и коярах кожаных, а люди - в ярыках сапоги из зеленого сафьяна (хза) шиты золотом; когда король попросился у него в стан, то Даниил ввел его в свою полату (палатку). И на юге между оружием попадается название рогтичи, или рогатицы, также мечи и сулицы. В духовной волынского князя Владимира упоминается броня дощатая. Из отнятых у неприятеля коней и оружия составляли . По-прежнему на юге употребляются стяги или хоругви, на севере они уже начинают называться знаменами: так, в сказании о Мамаевом побоище упоминается черное знамя, которое возили над великим князем. Для созвания войска на бой употреблялись трубы: Василий Васильевич Темный сам начал трубить войску, заслышав о приближении Косого.
Относительно характера войн должно заметить, что на севере (включая сюда область Северскую, Рязанскую и Смоленскую) из девяноста известий о войнах внутренних, или междоусобных, мы встречаем не более двадцати известий о битвах, следовательно, семьдесят походов совершено было без битв. Разделив описываемый период времени в 234 года на две равные половины, увидим, что в первую половину, до 1345 года, который придется в начале княжения Симеона Гордого, было только пять битв, остальные же пятнадцать относятся ко второй половине, и из этих пятнадцати почти половина, именно семь битв, приходятся на усобицу, происходившую в княжение Василия Темного между этим князем и его дядею и двоюродными братьями, - доказательство усиленного ожесточения к концу борьбы. На юге же в продолжение семнадцати лет, от 1228 года до Ярославской битвы, встречаем двенадцать известий о походах и между ними четыре известия о битвах, между которыми две были лютые - Звенигородская и Ярославская. О внешних войнах в описываемое время на севере встречаем около 160 известий, и в том числе около пятидесяти только известий о битвах; из этого числа битв более тринадцати было выиграно русскими. Из общего числа известий о войнах сорок пять относятся к войнам с татарами, сорок одно - к войне с литовцами, тридцать - с немцами ливонскими; остальные относятся к войне со шведами, болгарами и проч. На юге до литовского владычества встречаем сорок с чем-нибудь известий о войнах внешних, в том числе одиннадцать известий о битвах, из которых восемь были выиграны русскими. Во время междоусобных войн на севере встречаем раз тридцать пять известия о взятии городов, причем раз пять попадаются осады неудачные; во внешних войнах раз пятнадцать упоминается о взятии городов русскими, раз семь - неудачные осады; раз семнадцать русские отбили осаждающих от своих городов, раз около семидесяти упоминается о взятии русских городов, преимущественно татарами, во время нашествия Батыева, Тохтамышева, Едигеева. На юге во внешних войнах раз семь упоминается о взятии городов русскими, раза три - избавление русских городов от осады, раз неудачная осада русскими, раз одиннадцать - взятие городов русских неприятелем.
Касательно осад городов в самом начале описываемого периода мы уже встречаем известия о стенобитных орудиях, пороках, таранах, турах. Во время осады Чернигова Даниилом Романовичем галицким и Владимиром Рюриковичем киевским осаждающие поставили таран, который метал камнем на полтора перестрела, а камень был в подъем четырем мужчинам сильным. Ростислав Михайлович черниговский во время осады Ярославля галицкого употреблял порокипраки. Вот как описывается взятие приступом города Гостиного волынского войсками, отправленными на помощь к польскому князю Конраду: "Когда полки пришли к городу и стали около него, то начали пристроиваться на взятие города; князь Конрад ездил и говорил русским: "Братья моя милая Русь! потяните за одно сердце!" - и ратники полезли под забрала, а другие полки стояли неподвижно, сторожа, чтоб поляки не подкрались внезапно. Когда ратники прилезли под забрала, то поляки стали пускать на них камни, точно град сильный, но стрелы осаждающих не давали осажденным выникнуть из забрал; потом начали колоться копьями; много было раненных в городе от копий и стрел, и начали мертвые падать из забрал как снопы; таким образом взят был город и сожжен, жители перебиты и поведены в плен". На севере новгородцы, собираясь в поход под Раковор, приискали мастеров, которые стали чинить пороки на владычнем дворе. Во время осады Твери Димитрием Донским осаждающие окружили город острогом, приставили туры и приметали примет около всего города; эта осада продолжалась четыре недели, город не был взят, потому что тверской князь поспешил заключить мир с московским. Первым делом осаждающих было пожечь посад и все строения около осажденной крепости или города; но иногда это делали сами осажденные, приготовляясь к осаде. В рассказе об осаде Москвы Тохтамышем в первый раз упоминаются пушки и тюфяки, употребленные осажденными; тут же упоминаются и самострелы; осажденные кроме того, что бросали камни и стрелы, лили на осаждающих также горячую воду. Московский кремль ни разу не был взят силою, ибо Тохтамыш овладел им хитростию; Смоленск оба раза был взят Витовтом также хитростию; Тверь после татарского нашествия с Калитою ни разу не была взята; Новгород не был взят никогда; Псков выдержал шесть осад от немцев.
Относительно числа войск в описываемое время у нас еще менее точных известий, чем даже в период предшествовавший. Правда, мы имеем известие о числе русского войска, сражавшегося на Куликовом поле, но это известие почерпнуто из украшенных сказаний, и есть еще другие причины сомневаться в его верности. Когда великий князь Димитрий перевезся через Оку и сосчитал своих ратников, то нашел, что их более двухсот тысяч, причем великий князь жалел, что у него мало пехоты, и оставил у Лопасны великого воеводу своего Тимофея Васильевича, чтоб он провожал по Рязанской земле те пешие и конные отряды, которые будут приходить после. И действительно, потом сказано, что пришло к нему много пехоты, много житейских людей и купцов изо всех земель и городов, так что после их прихода насчиталось уже более 400000 войска. Но если мы примем в соображение, что Димитрий должен был ограничиться силами одного Московского и великого княжества с подручными князьями и отрядом двух Олгердовичей, что известие о приходе новгородцев более чем сомнительно, что на известии о тверской помощи также нельзя много настаивать, что о полках нижегородских и суздальских нет и помину, то известие о 400000 войска не может не показаться преувеличенным. В Суздальском бою с Василием Темным было только полторы тысячи войска, хотя с ним были тут князья можайский, верейский и серпуховской, недоставало одного Шемяки, чтоб все силы Московского княжества были в сборе. Новгородцы выставили против Василия Томного 5000 войска, и эту рать летописец называет великою вельми. Разумеется, мы не можем сравнивать похода Василия Темного на казанского хана с походом деда его Димитрия на Мамая: самые жалобы летописца на чрезмерное истощение областей Московских после Куликовской битвы показывают напряжение чрезвычайное.
Таково является, по источникам, состояние дружины и войска вообще. Что касается до остального народонаселения, городского и сельского, то города Северо-Восточной Руси в описываемое время представляются нам с другим значением, чем какое видели мы у городов древней, Юго-Западной Руси. Усобицы между князьями продолжаются по-прежнему, но города не принимают в них участия, как прежде, их голоса не слышно; ни один князь не собирает веча для объявления городовому народонаселению о походе или о каком-нибудь другом важном деле, ни один князь не уряживается ни о чем с горожанами. За Владимир и его область борются князья - переяславский и городецкий, московский и тверской, но расположение владимирцев к тому или другому сопернику никогда не кладется на весы для решения спора, как некогда расположение киевлян; ценя важность Владимира и его области, борясь за них, князья, однако, перестают жить в стольном городе отцов, остаются в своих опричнинах Московском княжестве между дядею и племянником; один изгоняет другого из Москвы, как некогда из Киева, но о голосе москвичей ни слова, ни слова о том, чтоб князья-соперники прислушивались к этому голосу, спрашивали его; говорится о заговоре многих москвичей, бояр, гостей и чернецов в пользу Шемяки против Василия Темного, но ни слова о вече, о гласном выражении народного мнения, о распре сторон между гражданами, как это мы видели в старину на юге; два раза Москва, лишенная князей, предоставляется себе самой: во время Тохтамышева нашествия и после Суздальского боя, и ни в том, ни в другом случае ни слова о вече; летописец говорит только о волнении, которое в первом случае было утишено прибытием князя Остея. Три раза упоминаются веча, или восстания: два раза веча простых людей на бояр - в Костроме, Нижнем, Торжке, один раз - вече в Ростове на татар; упоминаются и прежде советы на татар в городах, причем видим и участие князей; но в старых городах, Смоленске, Муроме, Брянске, жители вмешиваются в княжеские усобицы: смольняне не хотели иметь своим князем Святослава Мстиславича, и последний должен был силою сесть у них на столе; брянцы сходятся вечем на князя своего Глеба Святославича; в Муроме обнаруживаются две стороны, из которых одна стоит за князя Федора Глебовича, а другая - за Юрия Ярославича.
Но и в описываемое время существовал на севере город, который, несмотря на усилия Андрея Боголюбского, Всеволода III, сына его Ярослава, внука Ярослава, правнука Михаила, сохранил прежнее значение старших городов в областях, значение власти, сохранил прежний обычай, как на думу, на вече сходиться: то был Новгород Великий. Мы видели, как вследствие родовых княжеских отношений и усобиц явились ряды, как великие князья рядились с киевлянами, как после Всеволода Ольговича тиун в Киеве становился выборным от города; мы видели, что вследствие тех же самых обстоятельств, но еще более усиленных, явились ряды и в Новгороде, и здесь посадники и тысяцкие стали выборными. Мы видели, что начало рядов новгородских должно отнести ко временам Всеволода Мстиславича; но дошедшая до нас самая древняя из договорных грамот новгородских с великими князьями относится ко временам Ярослава Ярославича; после этого князя мы имеем целый ряд подобных грамот с малыми изменениями одна против другой, ибо новгородцы держались старины: новые отношения, явившиеся на севере, не могли дать им новых льгот; все старание их долженствовало быть направлено к тому только, чтоб удержать прежнее.
Так, в начале грамот новгородцы обыкновенно говорят, чтоб князь целовал крест на том, на чем целовали деды и отцы, держать Новгород в старине, по пошлине, без обиды; после исчисления всех условий говорится, что так пошло от дедов и отцов. В грамотах Ярослава Ярославича говорится только о крестоцеловании княжеском; но в грамотах сына его Михаила является уже и клятва новгородцев - держать княжение честно, по пошлине, без обиды; наконец, с того времени, как младшие, удельные, князья московские начали присягать - держать княжение старших честно и грозногрозно. Договор заключался от имени владыки, посадника, тысяцкого, соцких, от всех старейших, от всех меньших, от всего Новгорода. Владыка посылал князю благословение, остальные сановники и жители поклон.
По условиям, определявшим права князя как правителя, князь держал все волости новгородские не своими мужами, но мужами новгородскими. Мы не должны забывать, что под именем волостей разумелось тогда не только то, что мы теперь разумеем под этим названием, но также должности, доходы. Князь без посадника не раздавал волостей, не давал грамот. Князь рядил Новгород и раздавал волости, находясь в Новгороде, но не мог делать этого, находясь в Суздальской земле; без вины не лишал никого волости. На Немецком дворе князь торговал посредством купцов новгородских, не мог затворять двора, приставлять к нему приставов, нарушать договоров, заключенных с городами немецкими, должен был, по выражению грамот, блюсти новгородскую душу, т. е. не делать новгородцев клятвопреступниками перед немцами. Из этих условий видим, что давать грамоты, скреплять ими известные права - принадлежало князю только при участии посадника; но потом Новгород в этом отношении забыл старину, и грамоты стали даваться на вече без участия князя; так, дана была жалованная грамота Троицкому Сергиеву монастырю в следующей форме: "По благословению господина преосвященного архиепископа богоспасаемого Великого Новгорода владыки Еуфимия, по старой грамоте жалованной, пожаловали посадник Великого Новгорода Димитрий Васильевич и все старые посадники, тысяцкий Михайла Андреевич и все старые тысяцкие, и бояре, и житые люди, и купцы, и весь господин Великий Новгород на вече, на Ярославле дворе". Великий князь Василий Васильевич уничтожил эту новизну; в его договоре с новгородцами читаем условие: "Вечным грамотам не быть" - вместе с другим условием: "А печати быть князей великих". Понятно, что, присвоивши себе право давать грамоты от веча, без князя, новгородцы привешивали к этим грамотам и свою городовую печать.
По условиям, определявшим права князя как судьи, князь не судил суда без посадника; новгородцы обязываются не отнимать суда у великокняжеских наместников, исключая двух случаев: во-первых, когда придет весть о вторжении неприятеля; во-вторых, когда жители будут заняты укреплением города, и обвиненные или тяжущиеся не будут иметь времени отвечать перед судом. Сотские и рядовичи без великокняжеского наместника и без посадника не судят нигде. Зов к суду по волости производится посредством великокняжеских и новгородских, в городе посредством подвойского великокняжеского и новгородского. Если князю донесут на кого бы то ни было, то он не дает веры доносу, прежде нежели исследуется дело; князь не посуживает грамот, т. е. не переменяет грамот, данных прежними князьями; не посужает ряду вольного, т. е. когда соперники полюбовно уладят дело между собою; не замышляет сам суда; не дает веры наветам холопа или рабы на господина; не судит ни холопа, ни рабы, ни половника без господаря их; дворяне княжеские из Новгородской волости за рубеж суда не выводят и не судят, вязчей не смогут решить дела, то, когда великий князь, или его брат, или сын приедут в Новгород, тогда решат это дело. Судей своих по волости князь шлет на Петров день.
По условиям, определявшим доходы княжеские, князь получал дар от всех Новгородских волостей; в Торжке и Волоке держал тиуна в той части этих городов, которая ему принадлежала, а в Вологде тиуна не держал; на двух погостах, Имоволожском и Важанском, брал куны; когда князь ехал в Новгород, то брал дар по станциям (по стояниям), а когда ехал из Новгорода, тогда дара не брал. Судных пошлин новгородцы обязываются не утаивать, равно как всяких доходов и оброков княжеских. Пошлины великим князьям и митрополиту от владыки брать по старине. Крюк великим князьям по старине на третий год. Князь пользовался в назначенных местах правом косить сено, ловить зверей, рыбу, варить мед. Князь собирал дань в Заволоцких владениях Новгорода; но он или продавал (отдавал на откуп) эту дань Новгороду, или мог посылать и своего мужа, но только из Новгорода в двух насадах, и никак не с Низу, и потом посланный должен был возвращаться опять в Новгород, а не прямо к великому князю; раздавать даней на Низу князь не мог. В Вотскую землю князь посылал ежегодов. Дворяне княжеские и тиуны его имеют право брать прогоны; но дворяне не имеют права по селам брать подводы у купцов, разве только в том случае, когда надобно дать весть о приближении неприятеля. Ни князь, ни княгиня, ни бояре, ни дворяне их не могли в Новгородской волости держать сел, покупать их, принимать в дар, также ставить слобод и мытов.
Из всех этих условий видно, что Новгород не платил великому князю дани, исключая даней заволоцких, о которых упоминается еще под 1133 годом. Но мы видели, что в 1259 году наложена была на Новгород дань татарская, число; летописец говорит, что татары переписали дома христианские и что богатым было легко, а бедным тяжело; из последних слов можно видеть, что количество платимой суммы было одинаковое для всех жителей, дань была наложена без соображения с средствами плательщика. Но мы видели также, что татары скоро перестают сами сбирать дань и поручают это князьям, которые таким образом получают возможность распорядиться сбором дани по-своему; то же самое делают и новгородцы: они платят великому князю так называемый черный бор "Если приведется князьям великим взять , и нам черный бор дать по старине". Так, когда Димитрий Донской после Тохтамышева нашествия должен был дать в Орду большой выход, то послал и в Новгород брать черный бор. Как брался этот черный бор, мы знаем из данной новгородской грамоты великому князю Василию Васильевичу на черный бор по Новоторжским волостям: "Брать князя великаго черноборцам на Новоторжских волостях на всех, куда пошло по старине, с сохи по гривне новой, да писцу княжому мортка с сохи; а в соху два коня да третье припряжь, да тшан кожевничий за соху (идет), невод за соху, лавка за соху, плуг за две сохи, кузнец за соху, четыре пешци за соху, ладья за две сохи, црен за две сохи; а кто сидит на исполовьи, на том взять за полсохи; где новгородец заехал лодьею или торгует лавкою, или староста, на том не взять; и кто будет одерноватый, берет месячину, на том также не брать. Кто, покинув свой двор, вбежит во двор боярский или кто утаит соху и будет изобличен, тот платит за вину свою вдвое за соху". Таким образом, мы видим, что дань платилась с промыслов и определялась величиною средств промышленника, причем все промыслы приравнивались к сохе, которая выражала определенную величину средств, употребляемых при обработке земли.
Мы видели, что определение одних только финансовых отношений Новгорода к великим князьям можно отнести к временам Ярослава I, что определение остальных отношений, как мы встречаем его в договорных грамотах, должно быть отнесено ко временам позднейшим, началось не ранее княжения Ярополка Владимировича в Киеве. Начавшиеся с этих пор усобицы между Мономаховичами и Ольговичами и между разными линиями Мономахова потомства, частые перемены великих князей отразились в Новгороде, который постоянно признавал свою зависимость от великого князя, брал себе князя из его руки: и здесь начались волнения и усобицы, смены, изгнание князей, образовались партии, приверженные то к тому, то к другому из них; если сначала князья сменялись вследствие смен в Киеве, то потом начали сменяться вследствие торжества той или другой стороны в самом Новгороде; чиновники княжеские, посадники, тысяцкие стали выборными, начали сменяться вследствие торжества той или другой стороны, вследствие смены князей, с которыми стали заключаться договоры, ряды. Князья южные, занятые своими родовыми счетами и усобицами, смотрели равнодушно на утверждение такого порядка вещей в Новгороде; если Ольговичи уступали киевлянам выбор тиуна, то нет ничего удивительного, что другие южные князья легко соглашались и на новгородские условия; Изяслав Мстиславич одинаково ведет себя как на киевском, так и на новгородском вече. Но, с тех пор как приняли первенствующее положение князья северные, мы видим постоянное враждебное столкновение их с бытом Новгорода, развившимся, по всем вероятностям, полнее и определившимся точнее, нежели в других старых городах. Всеволод III привел было уже Новгород совершенно в свою волю, сын его Ярослав хотел сделать то же самое, хотел управлять Новгородом из пригорода Торжка: обоим помешал южный князь Мстислав; Александр Невский шел по следам предков; брат его Ярослав хотел привести Новгород в свою волю с помощию татарскою, но был остановлен братом Василием; Димитрий Александрович был остановлен в подобных же намерениях братом Андреем, Михаил тверской - Юрием московским. Но московские князья, получивши первенство, изменяют поведение предшествовавших князей относительно Новгорода: они оставляют в покое его быт, не допускают только дальнейшего распространения новгородских прав, например освобождения от митрополичьего суда, и все внимание обращают только на то, чтоб получить с Новгорода как можно больше денег, овладеть его главными доходами, получаемыми с Заволочья. Калита сталкивается враждебно с Новгородом, и всякий раз за деньги, за то, что хочет взять с него больше положенного; он делает также первую попытку овладеть Заволочьем; сын его Симеон Гордый начинает княжение походом на Новгород из-за денег, из-за того, что новгородцы не хотят позволить ему собирать дань на Торжокских волостях. Димитрий Донской идет на Новгород, когда вследствие Тохтамышева нашествия он чувствует большую надобность в деньгах; Василий Димитриевич возобновляет попытку Калиты, хочет овладеть Заволочьем; Темный берет с Новгорода богатые окупы; но Темный уже сильнее всех своих предшественников, он освободился от родичей, собрал их уделы, у него нет соперников ни в Твери, ни в Нижнем, он не боится ни Литвы, ни Орды и потому может думать уже о последнем ударе Новгороду, об уничтожении его старого быта; он действительно думает об этом, но смерть мешает исполнению думы.
Уже давно, по всем вероятностям во второй четверти XII века, посадник в Новгороде стал выборным и занял место подле князя при суде и раздаче волостей, хотя при этом князь не потерял влияния при избрании посадника и не лишился права требовать его смены, объявивши только вину его: так, мы видим, что в 1171 году князь Рюрик Ростиславич отнял посадничество у Жирослава и выгнал его из города; князь Святослав Мстиславич не мог сделать того же с посадником Твердиславом, потому что вопреки условию хотел лишить его должности без вины; в описываемое время Александр Невский настоял на том, чтоб посадник Анания лишен был должности; брат Невского Ярослав требовал, чтоб трое бояр были лишены должности; новгородцы упросили его простить этим людям и удовольствоваться тем, что должность тысяцкого отдана была по его воле человеку, ему преданному. От начала XV века дошло до нас иностранное известие (Ланноа), что посадники и тысяцкие менялись ежегодно. Мы видим, что великие князья посылают в Новгород своих наместников; какое же было значение этих лиц? Под 1342 годом летописец указывает нам наместника великокняжеского Бориса, который вместе с владыкою Василием примирил враждующие стороны; под 1375 годом встречаем другое известие о наместнике: новгородцы, желая упросить владыку Алексея, чтоб он не оставлял епископии, стали вечем на дворе Ярослава и послали с челобитьем к владыке с веча великокняжеского Ивана Прокшинича, посадника, тысяцкого и других многих бояр и добрых мужей; здесь, как и следует ожидать, наместник занимает место выше городских сановников. В описываемое время, когда попадаются известия о довольно значительных войнах новгородцев с шведами, ливонскими немцами, Литвою, войнах, которые объявлялись формально и оканчивались мирными договорами, можно усмотреть степень участия князя или наместника его во внешних сношениях, в решениях относительно войны и мира. Под 1242 годом встречаем известие, что после Ледового побоища немцы прислали в Новгород за миром с поклоном, без князя (Александра), и мир был заключен. Под 1256 годом встречаем любопытное известие, что Александр Невский выступил в поход с своими полками и новгородскими, причем новгородцы не знали, куда, на какой народ князь идет, - знак, что Александр не объявлял на вече о походе, не спрашивал согласия граждан на него. Ореховский договор со шведами, заключенный в 1323 году, начинается так: "Я, князь великий Юрий, с посадником Варфоломеем, тысяцким Аврамом и со всем Новгородом докончал с братом моим, свейским королем". Во времена московских князей, предоставивших Новгород самому себе, дававших литовским князьям право показнить новгородцев, если они сгрубят им, в это время, разумеется, вече получило большую свободу в определении своих внешних отношений: так, видим, что когда шведский король Магнус прислал в Новгород с требованием принять католицизм, грозя в противном случае войною, то в совещании по этому случаю видим владыку посадника, тысяцкого и всех новгородцев - о наместнике великокняжеском не упомянуто; а при заключении договора с князем Михаилом Александровичем тверским новгородцы вносят условие, чтобы великий князь без новгородского слова не замышлял войны. Но при этом князь не терял своего участия во внешних сношениях: в 1420 году Орден прислал послов в Новгород с предложением назначить съезд для мирных переговоров. В это время в Новгороде жил князь Константин Димитриевич, рассорившийся с братом, великим князем Василием; новгородцы приняли его в честь, дали ему пригороды, бывшие прежде за литовскими князьями, кроме того, по всей волости Новгородской сбор пошлины, называемой коробейщиною, что быть на съезд самому магистру, а князю Константину и новгородцам послать своих бояр, вследствие чего были посланы на съезд наместник великокняжеский князь Федор Патрикеевич, боярин князя Константина - Андрей Константинович, двое посадников и трое бояр новгородских. Наконец, из дошедших до нас договорных грамот новгородцев с Любеком и Готским берегом одна, относящаяся к концу XIII или началу XIV века, написана от имени великого князя Андрея, посадника, тысяцкого и всего Новгорода; в ней сказано, что гости будут на божиих руках, княжеских и всего Новгорода; другая грамота, относящаяся ко второй половине XIV века, половине московской, или наместнической, написана от имени архиепископа, посадника, тысяцкого и всего Новгорода.